Глоток разведённого спирта ослабил натянутые нервы. Лейтенанты-артиллеристы тоже повеселели.

На их участок выходили пока небольшие группы по трое-четверо и одиночки. В основном без оружия. Это были те, кого дожали огнём из танков. Вид у них был, как метко определил пулемётчик Чучин, загробный: оборванные до нательного белья, обросшие, давно не мытые, с бешеными сверкающими глазами людей, которые не спали уже несколько суток.

– Это им за наших товарищей, – ворчали бойцы, воевавшие с сорок первого и сорок второго.

– Вот так они нас на переправе под Брянском…

– Да, через пулемёты лезли…

В полдень старшина Гиршман с помощником притащили в траншею термосы с кашей. После глотка самогона каша пошла в один мах.

Только отгремели котелками, облизали ложки и прибрали их за голенища сапог, на дороге среди сгоревших бронетранспортёров появились двое с белым флагом.

– Genosse! Nicht Schißen! Wir führen die vewundeten![45] – монотонно выкрикивал один из идущих.

В окопах затихли. Защёлкали затворы винтовок и пулемётов. Лейтенанты-артиллеристы схватили телефонные трубки и, выглядывая через высокий бруствер, начали передавать своим расчётам координаты.

– Что они лопочут? – спросил миномётчик. – Сдаются? Или что?

– Что-то не похоже, – сказал артиллерист. – Так не сдаются.

– О-отставить! – закричал Воронцов. – Без моей команды огня не открывать!

Колобаев рассматривал немцев в оптический прицел.

– Ну что там? Видно что? – спросил его Воронцов, обшаривая в бинокль дальнюю опушку леса.

Воронцова не покидало ощущение надвигавшейся опасности. Что это, думал он, рассматривая в бинокль немцев с белыми флагами, навязанными на штыки карабинов? Санитарный обоз? Вывозят раненых? А где остальные?

– Командир, а что они кричат? Сдаются, что ли? – Колобаев не отрывался от трубы прицела.

– Кричат, что ведут раненых. Просят, чтобы не открывали огня. Называют нас товарищами.

– Товарищи…

И вдруг Колобаев насторожился:

– Командир, а у этих товарищей нашивки какие-то непонятные.

– Смотри, Колобаев, лучше.

– Никаких нашивок… Непонятно, кто идёт.

Воронцов быстро связался с батальонным КП:

– Первый, на связи Восьмой. По дороге наблюдаю движение немцев. Двое. С белыми флагами. Кричат, что вывозят раненых. Просят не открывать огня. Обоза пока не видать.

Капитан Солодовников ответил не сразу. Выругался. Спросил:

– Сам-то ты что думаешь?

– Вроде с белыми флагами, но о сдаче ни слова. Снайпер докладывает: на мундирах нашивок нет. Белые флаги – на штыках. Что-то не так, Андрей Ильич.

– Пусть выйдет обоз. Осмотри их с дистанции. Дальше – по обстоятельствам. О каждом решении докладывай немедля. Седьмой, кавалеристы и Девятый докладывают: у них вроде тоже шевеление по фронту.

– Понял. Выполняю.

Он выскочил на бруствер, поднял руку и оглянулся на окопы своей роты. Взводы замерли. Пулемётчики приникли к гашеткам. Стрелки навалились на брустверы. Все ждали сигнала. В полной тишине он прокричал в сторону леса:

– Bitte auf hören! Stehen![46]

Воронцов повторил приказ ещё раз по-немецки и затем по-русски, для своих, и тут же вскинул бинокль.

Среди идущих с белыми флагами произошла короткая заминка. Похоже, решение принимал один из них. Или переводил другому смысл приказа.

Воронцов сразу заметил эту заминку. И для себя решил: действовать надо не так, как обычно бывает в подобных случаях, пустить события по своему руслу…

Немцы продолжали движение ещё какое-то время. В окопах загудели голоса. Ага, бойцы тоже занервничали.

Наконец немцы остановились.

Повозки с санитарными крестами на грядках тем временем начали вываливаться из вытоптанного танками и вырубленного миномётным огнём ельника. Одна, вторая, третья, четвёртая… И тоже остановились. Лошади полезли на обочины.

– Что-то ездовые у них подгуляли, – заметил кто-то из бойцов. – С конями не справляются.

Воронцов взмахнул рукой и снова начал выкрикивать заранее заготовленные фразы:

– Jetzt zu Ihnen kommen unsere Senitäter! Mit Ihnen wird eine Abdeckung! Entdecken Sie Ihren Wagenzug, und werden nach vorne zu springen nach fünf Wagen! Ich widerhole: fünf Wagen![47]

Двое с белыми флагами на штыках стояли неподвижно. Лес молчал. Повозки прекратили движение, замерев в том положении, в каком их застал крик русского офицера.

Воронцов сделал паузу и продолжил:

– Bestellen: auf richtuge Reihenfelge der Bewegung und die Reihenfolge. Waffen schwingen am Wegesrand bei der Abfahrt auf der wiese auf zehn Schritte vom Wagen. Bei Verletzung der Verkehrsregelung und der Nichterfüllung anderer Auforberungen gezwingen, das Feuer auf die Niderlsge zu öffnen! Alles![48]

Когда Воронцов оглянулся на своих бойцов, первой, кого он увидел, была старшина Веретеницына.

– Нет! – сказал он, глядя ей в глаза. – Вы, старшина, займётесь приёмкой раненых там, пятьдесят метров в тылу! Екименков, подберите на своё усмотрение троих автоматчиков и идите встречать обоз. Начинайте с первой повозки. Осматривайте внимательно. Каждого человека и каждую повозку. Если возникнет какое-либо сомнение, режьте бинты.

– Вы думаете, товарищ старший лейтенант, обоз липовый?

– Выходят почему-то одни. Решили освободиться от обоза? Загрузить нас своими ранеными? А где не раненые? Готовятся к прорыву в другом месте? Странно это…

Прибыли автоматчики. Все из недавнего пополнения. Восемнадцатилетние ребята из Смоленской области.

– Слушай мою команду, земляки. – Воронцов окинул взглядом шеренгу. – Можете считать, что посылаю вас на смерть. Но постарайтесь её обмануть. Будете сопровождать фельдшера Екименкова. Двое – с двух сторон повозки, палец на спусковом крючке. Екименков, вы с одной стороны будете осматривать раненых. С другой стороны один из вас тем временем должен осмотреть повозку на предмет наличия спрятанного оружия. Обоз, повторяю, подозрительный.